Утро черных звезд - Страница 78


К оглавлению

78

Чем они только не занимались тогда! Ими с Анютой, например, в выпускном классе ходили по детским площадкам и стирали с каруселей и качелей неприличные надписи или закрашивали их — чтобы не читали малыши. Другие члены Братства устраивали уборку улиц, собирая мусор и рассортировывая его, чтобы облегчить переработку. Еще кто-то бесплатно мыл горожанам машины и флаеры, помогал с ремонтом, для того чтобы в городе стало чище. Сажали цветы, кусты, мыли людям окна, носили продукты из магазинов пожилым. Помогали одноклассникам с уроками. В общем, выполняли любую посильную работу, идущую на благо обществу.

Конечно же, они все молились. Молитва была наградой, отдохновением от трудов; она была сладкой, как яблочный сок, горячей, как молоко, и прозрачной, как утренний воздух.

Все было хорошо. Очень хорошо. Однако позднее Ими-ран начал недоумевать — их почему-то, несмотря на всю благость намерений, не любили. Вернее, относились к ним, конечно, хорошо, но Ими-ран с некоторых пор начал чувствовать затаенную неприязнь. Кто-то вежливо, но твердо отказывался от их услуг. Кто-то не хотел разговаривать и принять в дар бесплатный буклет с молитвами. Кто-то брал своего ребенка за руку и старался побыстрее пройти мимо, когда они молились группой в парке или на бульваре. А кто-то и вообще вступал с ними в нелепый спор, начисто лишенный (с точки зрения Ими-рана, конечно) смысла — в спор о том, что жить надо как-то иначе. Эти люди не знали и знать не хотели о том, что вера, истинная вера — это хорошо. Они почему-то считали, что истинная вера — это плохо, но ничего, совсем ничего не могли предложить взамен.

Учитель потом сказал, что это нормально. Что этих людей можно только пожалеть, потому что их души слепы, как новорожденные котята, и им еще долго предстоит блуждать в вековечной тьме и умереть, не просветлившись, не ведая, что истина рядом. Учитель говорил, что Единый дал человеку веру, и, конечно, в воле человека принять ее или не принять, но у одних людей путь к вере короткий и светлый, а у других темный и долгий. И что те, кто сумел уверовать так, как верят они все, находится выше, гораздо выше тех, кто стоит в самом начале пути постижения истины.

Учитель, как всегда, оказался прав.

* * *

Однажды наступил день, когда Ими, самый первый из группы, попал в Вышнюю Белую грань. Ему, невзрачному некрасивому мальчишке из бедной семьи, Единый первому даровал великую честь припасть к своему лику. Хорошо, что Учитель был рядом и помог Ими вернуться обратно, в тело! Радость в тот момент у него была такая, что впору умереть. Но Учитель не позволил. Сказал, что малодушно убегать в самом начале пути.

Началось учение. Ими, которого Учитель теперь велел называть Ими-ран, сам уже помогал новичкам, выводя в Вышнюю Белую грань, подсказывая и напутствуя. Вскоре почти все члены группы, возрастом до шестнадцати лет, научились выходить к сущности Единого. Старших Учитель перевел в группу для старших (они по-прежнему занимались только помощью и молитвами), а в их группу попала молодежь из других групп.

— Единый благоволит детям, — грустно говорил Учитель. — Взрослые закоснели в грехе и заблуждениях. Для того, чтобы вернуться на правильный путь, им нужно больше времени. А чистые детские души угодны Ему, потому что не испорчены вредными влияниями и догмами. Я и сам впервые припал к стопам Единого, когда мне только-только исполнилось четырнадцать лет.

— А где это было, Учитель? — спросил как-то Ими-ран.

— Очень далеко отсюда, мой дорогой мальчик, очень далеко. Даже не на этой планете, — улыбнулся Учитель.

— В Луна-тауне? — с восторгом выдохнул Ими-ран. Луна-таун был несбыточной мечтой каждого мальчишки, но попасть туда даже на суточную экскурсию стоило столько, сколько семья Ими зарабатывала за десять лет.

— Можно сказать и так, мой мальчик. Можно сказать и так… — Учитель любил повторять одно предложение два раза, но вовсе не для того, чтобы подчеркнуть его важность, а потому что это было секундным поминовением Единого. Вернее, его двойственной сущности.

— Вы были в Белой грани, и все сами видели, — рассказывал Учитель. — Все всегда делится на две части. В грани это деление — сущность Единого и ваше сознание. Все делится на пары. Добро и зло. Огонь и вода. Путник и дорога. Черное и белое.

— Мужчина и женщина, — подсказал кто-то.

— Верно, мой мальчик! Верно, дорогой! — обрадовался тогда Учитель. — Тень и свет. Любовь и ненависть. Сухое и мокрое. Плохое и хорошее.

— И все должно быть в равновесии, да? — спросила Анюта. Ими тогда подумал, что она очень умная. Умная и красивая. Пухленькая, ладненькая, с серыми глазами и толстой лохматой косой до пояса.

— Точно так, моя девочка. Все должно быть в равновесии, в гармонии. А вот с дисгармонией надо бороться. Например, вы ходили надписи закрашивать. Почему вы это делали, детки?

— Ну… беседка на детской площадке красивая, верно? — пустилась в объяснения Анюта. — Кто-то ее построил, покрасил. И получилось… ну, равновесие. — Учитель кивнул, и ободренная девочка продолжила. — А потом пришел кто-то… неразумный, и испачкал это хорошее место. Написал грязную надпись. Вот мы и убрали эту грязь, восстановили равновесие.

— Молодец, девочка моя! — Учитель просиял. — Ты, как никогда, права. Теперь слушайте дальше. В равновесии вы все вольны выбрать свою сторону. Можно встать на сторону добра, а можно на сторону зла. Вы встали на сторону добра. На этой стороне всегда труднее, дети мои. Всегда труднее, — он намеренно сделал ударение на слове «всегда». — И нам с вами в будущем предстоит много тяжелой, но благородной работы.

78